Вот уже пять лет я каждый год вижу один и тот же сон. Он снится мне в одну и ту же ночь — с четырнадцатого на пятнадцатое января. Я понятия не имею, почему дата именно эта, и уж тем более — почему мне становится так не по себе, когда я просыпаюсь.

Хотя не по себе — это мягко сказано: ещё около семи-девяти дней после этого я хожу сам не свой; у меня болит всё тело, и на душе зябко и неспокойно.

Сон буквально отнимает у меня больше недели жизни: в этот промежуток я ужасно сплю, плохо работаю и совсем не могу ни с кем общаться. И, главное, я действительно ощущаю ужасные боли в теле и с трудом хожу. Я не имею ни малейшего представления, почему так происходит, и почему этот сон стал приходить мне, но почти больше всего на свете я мечтаю от него избавиться. К врачу мне идти не хочется, да и не верю я в то, что врачи могут помогать в подобных делах, потому справляться решил самостоятельно.

С тех пор, как я запомнил дату этого сна, каждый раз я стараюсь приложить все усилия, чтобы не уснуть в ночь с четырнадцатого на пятнадцатое января. Но все попытки оказываются тщетными: я отключаюсь перед телевизором или засыпаю почти под утро, вернувшись из клуба или бара. И сон, рано или поздно, всегда начинается.

А сон у меня такой.

Я просыпаюсь будто бы дома в своей постели и понимаю, что опаздываю на работу. Подрываюсь с кровати, в спешке бегу умываться и одеваться. Долго ищу бритву и впопыхах не могу попасть ногой в брючину. Мне безумно хочется пить, потому что в квартире почему-то очень жарко, и я залетаю на кухню и наливаю из зелёного пластикового графина воды в гранёный стакан. Я начинаю жадно пить и вдруг слышу позади себя детский смех. От испуга я роняю стакан и оглядываюсь.
Сзади меня никого нет, да и не может быть: дома я один, но смех становится всё более громким и почти оглушает меня. Я бегу в комнату, чтобы проверить, откуда может доноситься этот звук, но компьютер и телевизор выключены и будто насмешливо смотрят на меня погасшими экранами. Смех продолжается: теперь он то раздаётся над самым ухом, то слышится будто издалека. У моих соседей, насколько я знаю, детей нет.
По крайней мере, таких громких и невоспитанных. Я выглядываю на лестничную клетку — там тишина и покой. Но в моей квартире снова и снова кто-то заливается утробным зловещим и уже совсем не детским хохотом.

Сам я ничего смешного не вижу и в ужасе хватаю портфель, накидываю пальто и выбегаю на улицу, с силой захлопнув дверь.

По дороге на работу я немного успокаиваюсь и приступаю к делам: много срочного, и о глупостях думать некогда. Работаю я без перерыва на обед: хоть на улице и зима, в помещении так жарко, что я могу только пить. Аппарат с водой стоит прямо рядом с моим столом, и отлучаться мне не приходится. Наконец, я решаю сделать небольшой перерыв, понимая, что потрудился очень хорошо, и время, скорее всего, если не вечернее, то уже точно давным-давно перевалило за полдень.
Я смотрю на часы и с удивлением обнаруживаю, что сейчас всего одиннадцать утра, будто бы в офис я явился всего час назад. Я точно знаю, что за час не смог бы переделать столько дел. Но я не ошибаюсь: и компьютерные, и настенные часы показывают ровно одиннадцать часов. Я раздосадованно смотрю на них: одиннадцать-ноль-одна. Ноль-две.

Я беру себя в руки и хочу выйти из кабинета, чтобы проверить другие часы, но вдруг выключается свет, а с ним и все электроприборы. Я встаю и собираюсь пойти спросить у коллег, что случилось. Однако дверь мне преграждает наша секретарша. Она одета в свой обычный брючный костюм и туфли-лодочки. На шее — аккуратный кулончик. Только вот вместо лица у неё — монитор. Обычный монитор японской фирмы вместо головы нашей секретарши. Я цепенею от ужаса и не могу оторвать взгляда от этого жуткого зрелища.

На мониторе изображены цифры и написаны какие-то слова. Цифры мелькают и постоянно меняются. Я не в силах даже отвернуться, поэтому волей-неволей вижу, что это не просто цифры, а что из этих цифр составлены числа, а числа эти показывают статистику: сколько людей умирает прямо сейчас по всему миру. И отдельно в нашей стране.
И отдельно ещё в нашем городе. Числа настолько огромны и мелькают так быстро, что у меня начинает кружиться голова. За спиной секретарши слышен треск. Я не могу понять, что это, но заглянув за её голову-монитор, вижу, что холл охвачен огнём. Я хочу спросить у жуткого создания, стоящего передо мной, что происходит, но не могу произнести ни слова.

Тем временем секретарша внезапно заходится смехом. Смеётся она словно через встроенный динамик, и выглядит это действительно жутко. Я вспоминаю: кажется, точно так же кто-то смеялся утром у меня в квартире. В руках у неё откуда ни возьмись появляется полиэтиленовый пакет с логотипом нашей компании. Она продолжает смеяться и надевает этот пакет мне на голову. Я не могу пошевелиться и понимаю, что это конец. Я начинаю задыхаться, но тут вспоминаю, что это сон, и заставляю себя проснуться. И просыпаюсь.

* * *

И вот наступило очередное 14 января. Я твёрдо решил, что уж сегодня не позволю своему кошмару выбить меня из колеи на несколько дней. Я взял отгул на работе, чтобы хорошенько выспаться с утра и после обеда. Вечером я был полон сил, но на всякий случай выпил кофе, а потом ещё и энергетик. Сна не было ни в одном глазу, и я с лёгкостью почти всю ночь просидел за компьютером. Под утро, уже вялый, но ещё способный бодрствовать, я залёг в теплую ванну с книгой.

В семь часов утра я вылез из воды, вытерся и начал собираться на работу. Времени было полно, поэтому я впервые за многие месяцы приготовил сытный завтрак и сварил кофе в турке вместо того, чтобы залить растворимый порошок кипятком.

Отхлебнув из кружки, я вдруг отчётливо услышал детский смех. Душа ушла в пятки. Я сидел на стуле и дрожал, как ребёнок, который боится засыпать в темноте. Примерно через минуту я всё-таки совладал с собой, приказал себе не впадать в панику и заставил себя осмотреться. Взгляд мой упал на приоткрытое окно.
Я живу на первом этаже, поэтому ничуть не удивился, увидев на улице группу ребятишек, которые, очевидно, держали путь в школу, но зачем-то устроили привал прямо под цветочной коробкой моего окна. Они бурно обсуждали какую-то ерунду и громко смеялись. Я тоже засмеялся от облегчения: до какой же степени я накрутил себя, что пугаюсь самых обыденных вещей.

В половине девятого я, немного сонный, вышел из дома. Свежий воздух взбодрил меня, и я был очень доволен собой. В офисе всё было довольно обыденно: улыбающаяся секретарша, запах чьего-то завтрака из кухни, мерный шум компьютеров и мой прибранный кабинет, но я был очень рад видеть всё это. В общем-то, сегодня я был рад видеть всё: ведь по сути, я обманул самого себя и свой страх. Как говорится, мелочь, а приятно.

Полный рвения, я принялся за работу; квёлое после бессонной ночи состояние давно исчезло. Работал я с упоением и не чувствовал ни усталости, ни голода — только раз отошёл приготовить себе кофе. Через некоторое время я решил, что всё-таки стоит пообедать: в том, чтобы полдня ничего не есть, пользы мало. Я взглянул на часы, чтобы засечь час для перерыва, и тут всё внутри у меня похолодело.
На часах было ровно одиннадцать, точно так же, как я видел во сне, и снова я был совершенно уверен, что времени сейчас намного больше. Однако не успел я окончательно прийти в панику, как в голову мне пришла очень последовательная мысль: ведь часы могли просто остановиться. А может быть…

Кажется, я даже припоминаю: они и остановились вчера, а я забыл попросить секретаршу заказать батарейки. Конечно, нужно сверить время с тем, что на компьютере. Я оглянулся на монитор, но внезапно он выключился. Вместе со всеми остальными приборами.

Весь этот фарс меня рассмешил. Бывают же такие совпадения! Всё происходящее выглядело столь комично, что я перестал нервничать: ну не удушит же меня секретарша сейчас, в самом деле. В полумраке я направился к двери, чтобы эту самую секретаршу подробно допросить: куда делся свет, вызвала ли она электрика и не занята ли она сегодня вечером. А что, почему бы и нет. Жена пока в отъезде…

Прямо на выходе из кабинета я зазевался, поглощённый этими не самыми благородными мыслями, и с кем-то столкнулся. Я поднял глаза и обомлел.

Передо мной был монитор. Тот самый монитор из моего сна, на котором бегали цифры, складывающиеся в тысячные числа. И монитор этот заменял голову нашей секретарше. Той самой, которую я сейчас собирался пригласить на ужин, а после — и к себе домой. Я хотел было оттолкнуть её, а потом бежать, что есть сил, куда глаза глядят, но — кто бы сомневался — я не мог пошевелить даже мизинцем. Единственное, что у меня получилось — крепко зажмурить глаза. Жуткий искусственный смех разрезал тишину, а потом на своей голове я почувствовал пакет.

Я понял: мне нужно проснуться. Видимо, я всё-таки уснул; возможно, даже прямо на работе перед компьютером. Так проснись же, проснись! А если войдёт директор и увидит, как я сплю? Сам пакет мне на голову натянет. Ну же, просыпайся!

— А как ты собираешься проснуться, если ты не засыпал? — слышу я жуткий искусственный голос.

И я понимаю, что это конец.

* * *

Пятнадцатого января на кладбище собралось пять человек: вдова покойного, его родители и двое близких друзей. Отмечали печальную дату: со смерти прошло шесть лет.

Вдова всплакнула:

— До сих пор помню, как было страшно. В полдень звонят: пожар в офисе! Все погибли… И Толик погиб… Задохнулся раньше, чем сгорел. А меня и в городе нет! Я сорвалась, на поезд сразу… Бедный мой… Как он теперь? Видит, может, меня? Хорошо ему там?

— Нормально ему там… — протянул друг Толика, не терпевший женских слёз и сентиментальности в целом. — Я недавно читал: мёртвые даже не знают, что умерли. Лежат себе, и им кажется, будто они живые. Ну, вроде как сон видят.

— Ну ты и загнул! — усмехнулся второй друг. — А когда они спят в этом своём сне, они что видят? Как умерли, что ли? Не неси ты чушь.

— А я что? Я за что купил, за то и продаю. Просто вычитал где-то. А в день смерти, кстати, они кошмары видят. Ну, там написано так было.

— Читал бы ты книги нормальные, чудик.

— Мальчики, ну хватит! — взмолилась вдова. — Хватит ужасы рассказывать, нашли время. Лучше разлейте.

Все пятеро молча, не чокаясь, выпили.


© Snedronningen.

Подробнее читайте на yaplakal.com ...

364 +